Легенда о двенадцати ковчегах. повести - Владимир Анин

Игнат брякнулся на стул напротив Пучкова и протянул ему руку.

– Здорово! Ну, рассказывай, что там у тебя.

Пучков немного разозлился на этого провинциального вахлака, который даже не подумал извиниться за сорокаминутное опоздание, но тем не менее заставил себя улыбнуться и предложил что-нибудь выпить.

– Пива, пожалуй, неплохо бы, – ответил Игнат. – Эй, любезный! – позвал он официанта. – Принеси большую «Клинского».

– Простите, – виновато потупился манерный официант, – «Клинского» нет.

– Ну, неси, что есть, – махнул рукой Игнат. – Только нашего, понял? Так что у нас там? – повернулся он к Пучкову.

– Видите ли, Игнат, намечается небольшая экспедиция, не очень далеко, в Белоруссию, а у нас, как назло, совершенно закончились средства. Я вспомнил, что вы как-то раз выразили желание профинансировать наши, так сказать, исследования. Денег, думаю, понадобится самая малость, а научный результат от этой экспедиции может быть огромен.

– Насколько огромен? – поинтересовался Игнат.

– Очень. Я думаю…

– Слушай, – перебил Бородин, – ты мне тут песни не разводи. Я же сказал, что могу деньжат подбросить, но только я должен знать, во что я их вбухиваю. Уяснил?

– Мы планируем отыскать одно местечко, – съежившись и перейдя на шепот, залепетал Пучков, – где, по нашим данным, могут быть любопытные вещицы, оставшиеся еще со времен древлян.

– А это что за звери?

– Это не звери, это древнеславянское племя.

– Так там чё, золото-бриллианты что ли?

– Не уверен. Скорее, предметы обихода, но не исключено, что золото тоже есть.

– О! Тогда замажем, – встрепенулся Игнат. – Я в деле. Только с условием – я тоже еду.

– Вы знаете, – поморщился Пучков, – честно говоря, профессор будет не в восторге от такой идеи, он не любит брать в экспедицию чужих.

– Ну, ни фига себе! Это что же, я – чужой? Я ведь башляю, значит, имею самое прямое отношение к этой экспедиции.

– Хорошо, я поговорю с профессором, – заверил Пучков.

– Вот это другой разговор. А сколько денег-то надо?

– Ориентировочно… – Пучков огляделся и, перегнувшись через стол, шепотом назвал сумму. – Но точно пока не известно, – сказал он уже обычным голосом, откинувшись на спинку стула, – надо все пересчитать, с учетом того, что мы, по всей видимости, едем втроем. Но может оказаться, что нас будет больше.

– Валяй, считай. В любом случае, я в деле. А когда в путь-то?

– Чем быстрее, тем лучше. Завтра вечером я вам позвоню и сообщу все детали.

Появился официант с подносом, на котором поблескивал запотевший бокал, полный освежающего пенного напитка.

– Ваше пиво, – произнес официант с придыханием и слегка поклонился.

При этом поднос накренился, и бокал, соскользнув, опрокинулся прямо на штаны Пучкову. Доцент с воплем подскочил – на светлых брюках в самом откровенном месте темнело внушительное пятно. Игнат загоготал так громко, что бедный официант отпрянул и локтем перевернул тарелку с салатом на платье сидевшей за соседним столиком дамы. Давясь от смеха, Игнат сползал под стол, а вокруг слышались вопли, брань и визг.

Наконец, вбежавший метрдотель успокоил гостей, объявив каждому обед за счет заведения, а Пучкову с Игнатом в придачу четыре пива.

Игнат выпил один бокал, а остальные уступил Пучкову, который теперь вынужден был задержаться в ресторане до тех пор, пока высохнет злополучное пятно. Еще раз от души хохотнув, Игнат поднялся из-за стола и, бросив «Будь здоров!», покинул ресторан.

Пучков облегченно выдохнул и полез в портфель за мобильным телефоном – надо было доложить профессору об итогах встречи. Но здесь его ждала еще одна неприятность – села батарея. Ничего не оставалось, как сидеть, пить пиво и терпеливо ждать, пока высохнут штаны.

Когда Пучков наконец добрался до дома, первым делом он бросился звонить Бершинскому.

– Алле! – раздался в трубке по обыкновению спокойный голос профессора.

– Альберт Родионович, это я.

– Ну, наконец-то! Ты где запропастился?

– Да тут неприятность одна со мной приключилась.

– Неприятность? Я же говорил, что не надо связываться с твоим коммерсантом, как чувствовал.

– Коммерсант тут ни при чем.

– А что же тогда стряслось?

– Пустяк, ерунда. Официант в ресторане окатил меня пивом. Вот и пришлось сидеть, обсыхать.

– Ну, Тёма, вечно ты в истории попадаешь. Ладно, давай ко мне, чайку попьем, заодно все расскажешь.

– Уже бегу, – отозвался Пучков.

Профессор жил неподалеку. Через пятнадцать минут они уже сидели на его холостяцкой, скромно обставленной кухне и пили крепкий чай из больших чашек, заедая черствым овсяным печеньем.

– В общем, Игнат согласен, – сказал Пучков.

– Согласен что? – уточнил Бершинский.

– Финансировать нашу экспедицию, – ответил доцент, макая печенье в чай.

– Я надеюсь, ты не слишком вдавался в подробности, рассказывая о цели нашей поездки?

– Нет, что вы! Так, описал в общих чертах. – Кусок размокшего печенья, оторвавшись, плюхнулся в чашку. Пучков выловил его ложкой и отправил в рот. – Да и какие подробности? Мы ведь сами еще не знаем, что нас там ждет.

– Не знаем, но предполагаем. И твоему Игнату совершенно не нужно знать ни о древлянах, ни о сокровищах. Во всяком случае, пока.

– А вы уверены, что там есть сокровища?

– Абсолютно уверенным нельзя быть ни в чем. Но я знаю почти наверняка, что, согласно легенде, в потайной пещере хранилось двенадцать ковчегов. Одиннадцать из них были в разное время похищены. А один остался. Его-то мы и должны найти.

– А мы скажем об этом Арине? – поинтересовался Пучков, наливая себе вторую чашку чая.

– У нас нет выбора – это ведь она принесла карту. Мы должны быть с ней откровенными.

– Так почему же мы должны все скрывать от Игната?

– Тёма, я тебе уже говорил, мне вообще не нравится идея с привлечением к нашему делу какого-то коммерсанта, да еще занятого в игорном бизнесе.

– Но почему?

– Потому что публика эта опасная. Неужели ты не читал, как многие из них сколотили свое состояние? Я уверен, честный человек таким делом заниматься не будет.

– Но ведь бывают исключения, – возразил Пучков.

– Бывают. Но я в них не верю. Если бы не нужда в средствах, я бы близко не подпустил его к нашей экспедиции. От таких людей никогда не знаешь, чего ждать. А вдруг он убийца?

– Ну, что вы такое говорите? – Пучков даже привстал. – Я хорошо его знаю, он славный парень и никакой не злодей. Когда вы его увидите, он вам сразу понравится.

– Хорошо, говоришь, знаешь? И давно ты с ним знаком?

– Да уж месяца два.

– Два месяца?! И ты хочешь сказать, что за такой короткий срок успел достаточно узнать этого человека?

– Он такой простой, настоящий провинциальный мещанин. Не слишком образованный, но ведет себя вполне прилично.

– Тёма, не надо меня уговаривать, я ведь уже согласился на его помощь, но мнения своего на этот счет менять не собираюсь. Завтра, после беседы с Ариной, позвонишь ему и назначишь встречу у нас в университете. Надо будет обсудить все детали предстоящего мероприятия. Ты говорил, у него есть возможность организовать транспорт, я имею в виду автомобиль.

– Конечно, Альберт Родионович, хоть два.

– Ну, два, я думаю, нам не понадобятся, а один, пожалуй, придется кстати.

– Отлично! – Пучков залпом допил чай и поднялся. – Позвольте на сегодня откланяться. Надо выспаться. Вы завтра во сколько будете в университете?

– Очень рано не хочу, думаю, часикам к десяти подъехать, – зевая и потягиваясь, ответил профессор.

– Вот и чудненько, я тоже к этому времени буду. Спокойной ночи! – сказал Пучков уже в дверях.

Бершинский лениво махнул ему на прощание рукой и медленно притворил дверь. Звонкий щелчок замка, наконец, позволил ему остаться в одиночестве. Профессор растерянно огляделся, как будто ища что-то, потом прошел в единственную комнату, служащую гостиной и спальней одновременно, взял со стола тоненькую желтую папочку и улегся на диван. Из папки выскользнул тонкий лист бумаги – копия загадочной карты – и упал Бершинскому на живот. Что это за место, профессор уже знал, и сама карта теперь мало занимала его. В значительно большей степени его интерес возбуждался странной надписью, выполненной неизвестными символами, значение которых Бершинский теперь должен был постичь. Иначе и быть не может, иначе он не ученый, а так, мелкий дилетант.

Через час кропотливого труда на бумаге, наконец, появились несколько слов, составивших довольно замысловатую фразу: «И яко венец облечи и нетление обрети».

«Надо будет Артему показать», – подумал Бершинский.

Когда стрелка часов приблизилась к двенадцати, усталость наконец взяла свое, и левая рука с картой медленно опустилась на грудь, а из правой выпал и покатился по полу карандаш. Бершинский уснул…